Педрищев заступил на смену не похмелимшись, поэтому настроение у него было соответственным, т. е. паршивым. В таком виде любому человеку все видится в черном свете. Педрищева все и огорчало.
Трубы горели, небо было грязным, воздух пах дерьмом. А уж окружающие были и вовсе скотинами. Педрищев стал в уме перебирать тех, с кем ему приходилось работать.
Взять, например, Кузьму - баран бараном! Вон, стоит у ворот, глаза красные, морда тупая,- ну, не баран?..
А Васька - просто козел, самый настоящий вонючий козел!
Митрич, боров жирный, на меня, вон, даже и не смотрит, свинтус, хотя вчерась мы с ним в обнимку вместе уснули. Хорошо хоть я вчера по пьяне к Михалычу не сунулся - тот алкогольный дух не переваривает. Так отоварит - мало не покажется, лапища-то у него ого-го!
А вон Петрович пошел, гусак этакий. Надулся как индюк, никого вокруг не замечает, фу ты - ну ты... Тоже мне, важная птица!
Или взять эту старую обезьяну Элеонору,- тьфу! даже и вспоминать эту рожу противно!...
Про Машку и говорить нечего, - та еще сука, ни одному не отказывает. Вон они, кобели молодые, и щас возле ее задницы крутятся. А сама тощая, шалава, секс-пуля, смотреть тошно!
Вот Милка, правда, еще ничего,- глаза такие добрые, грустные, но опять же - корова неповортливая, губы толстые и жвачку все время жует.
А вона в уголке две подружки-толстушки Аська и Тоська приютились, макияжи наводют - ишь, свиньи жирные, наели хари на казенных харчах.!..
Тут, понимаешь, работаешь, работаешь, пашешь как проклятый, а они жируют, щеки шире рож... Ну, послал Бог коллективчик, ё мое! И поговорить-то по душам не с кем,- разве ж эти поймут? Эх, жись-жистянка!...

Педрищев тяжко вздохнул и принялся за работу:
пора было убирать вольеры зверинца и кормить животных.